CMKC, Radio Revolución.- Селесте Мендоса, несомненно, является великой скромной и метисской леди Сантьяго. Она выступала за равенство полов не с пустыми тирадами или яростными атаками, а со собственной музыкальной работой.
Просматривая через невероятные записи, обзоры, блоги, книги и многое другое, важность и присутствие великих музыкантов-женщин огромна, но в то же время мы замечаем что они подвергались риску хрупкости, навязанной скоростью тех времен. Иногда вы можете забыть одних и переоценить других, не опосредуя стандарт качеств или вклада, а просто из-за недостатка знаний.
Несколько месяцев назад, когда я писал на этих страницах о Майре Каридад Вальдес и ее неожиданной смерти, я выделил аспекты, которые были присущи ее музыкальной карьере. Её состояние как женщина, цвет его кожи и времена с точки зрения гендерных возможностей, но где контекст, несомненно, был другим. В прошлые времена я всегда ценил мужество женщин в нашей музыке, где дискриминация и музыкальное вымогательство были настоящими, а не бесцельными дротиками. Мария Тереза Вера, Гильермина Арамбуру, Рита Монтанер, Мерседитас Вальдес, Ла Лупе, Морайма Секада, Энрикета Альманса, Изолина Каррильо, Селесте Мендоса и многие другие. Все эти женщины ворвались в очень сложные и не самодовольные сценарии, нарушая дискурс, зарезервированный для мужчин о музыкальных жанрах, и, честно говоря, во многих случаях они были новаторами и провидцами.
Другие имена, на которые стоит обратить внимание – это Ольга Гильо и Селия Крус, которые несмотря на то что выбрали изгнание, никто не может забыть об их начинаниях и успехах на Кубе. Их успех недобросовестно много раз заставляли замолчать, чтобы подразумевать, что они были неизвестны до поселения в Соединенных Штатах.
Теперь, когда мы возвращаемся к работе Селесты Мендосы, крещенной как королева Гуагуанько, мы находим несколько противоречивых вопросов. Одной из них может быть цена, которую заплатили музыканты, которые решили остаться на Кубе после 1959 года. Молчание и презрение, с которыми международный рынок аннулировал этих артистов, были и остаются жестокими, подкрепленными запретами в пользу тех, кто промышленность должна была позиционировать себя на зарождающемся кубинском рынке, но без Кубы.
Каков был бы результат, если Селеста с ее талантом работала бы с «Fania» или любым другим музыкальным издателем? Какое музыкальное явление заставило бы нас оценить эту женщину, в больших кругах, таких как Метрополитен-опера или, возможно, Бродвей? Мы никогда не узнаем, я могу только обратиться к ностальгическому образу, но если мы примем во внимание модное музыкальное подслащивание на республиканской Кубе – которое нанесло немало ущерба в дополнение к наложениям и штампам – было бы нетрудно представить его в добродетельном и заслуженном зените.
Селесте не была музыкальной открыткой, которая продавалась на Кубе, и не была легкой танцовщицей, которая развлекалась в роскошных отелях за деньги в своем лифчике, хотя, возможно, в своей карьере она проходила подобные сцены, как и многие кубинские певицы. Селесте, несомненно, является великой, скромной, метисовской леди Сантьяго, которая, как женщина, недолго думая, выступала за гендерное равенство не с пустыми тирадами или яростными нападками, а с ее собственным музыкальным талантом.
